ТИМ ИЛЬЯСОВ: интервью с Викторией Андреяновой
Девяностые – единицы из дизайнеров, начинавших в то время, продолжают свою деятельность до сих пор. Виктория Андреянова одна из них.
ВИКТОРИЯ АНДРЕЯНОВА ОТКРЫЛА МАРКУ ПОД СВОИМ ИМЕНЕМ ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ ЛЕТ НАЗАД, В 1991-М, ПЕРЕЖИЛА ТРИ ЭКОНОМИЧЕСКИХ КРИЗИСА И ПРОДОЛЖАЕТ ПЛАНОМЕРНОЕ РАЗВИТИЕ, РАБОТАЯ УЖЕ НЕ ТОЛЬКО НА РОССИЙСКОМ, НО И НА МЕЖДУНАРОДНОМ РЫНКЕ.
ИСТОРИЯ
Вы начинали в конце 1980-х в организации Центр моды России. Что это была за структура, какова была ваша роль в ней? Как вы, совсем молодая творческая девушка, воспринимали все эти перестроечные изменения, особенно в системе моды?
В 1989 году я закончила Текстильный институт и была распределена в Центр моды России. Эта организация создавала коллекции для российских фабрик. Очень быстро я стала ведущим художником, и меня направили в Сингапур. Тогда были сильны связи через Министерство легкой промышленности с этой страной. Там я впервые увидела, как работают маленькие компании в моде. Когда я приехала из Сингапура, то уже представляла себе, как нужно работать самой. Тем более мой муж заработал первые деньги в бизнесе, и все время спрашивал, почему у нас «центр есть, а моды нет». Надо сказать, что в Советском Союзе легкая промышленность называлась легкой, но на самом деле была тяжелой. Вещи внедрялись очень долго, иногда от момента разработки до внедрения проходило несколько лет, и, конечно, это уже был условно модный продукт.
В сложный 1991 год вы решили открыть свой Дом моды. Чем было продиктовано это решение? Ведь, с одной стороны, это был большой риск, с другой – не до конца было понятно, в какую сторону будет меняться экономика, рынок открылся полностью лишь в 1992-м.
Открыть свое дело в те годы было достаточно большой дерзостью, потому что я в качестве ведущего художника Центра моды получала достаточно высокую зарплату, и уйти в никуда для человека с советским менталитетом было очень тяжело. Меня, в общем-то, кроме мужа никто не поддержал. В 1992 году наступило безвременье, когда специалистам в госструктуре перестали платить зарплаты, и поэтому мне удалось увести с собой из Центра моды классных специалистов. Это и технолог, и конструктор, и лаборанты. Я с самого начала работала с очень профессиональной командой.
В 1991-м в стране был тотальный дефицит всего необходимого, от одежды до элементарных продуктов. Кто-то помог вам открыть свое дело? Как оно существовало вначале?
То, что я начинала в эпоху дефицита, помогло мне выжить в дальнейшем. Принцип, когда из ничего нужно сделать что-то, – очень хорош для бизнеса. Он мне помогал не только экономить, но и побеждать в дальнейшем в тендерах, когда в рамках реального бюджета я должна была сделать уникальный продукт.
На чем был сосредоточен Дом «Виктория А» в 90-е? Тогда было больше частных клиентов или все-таки тиражное производство?
О частной клиентуре в те годы я не то что не мечтала, но ужасно не хотела превращаться в ателье, мыслила себя только промышленным дизайнером. Слово «ателье» в те годы было для меня ругательством. Первое производство, с которым я сотрудничала в Центре моды, – фабрика «Салют», она специализировалась на пальто. Мои вещи внедрялись на «Салюте», и мне очень нравилось с ними работать. Первые наши собственные большие тиражи были запущены именно там.
Как вы оцениваете стиль конца 80-х – 90-х, который теперь столь активно используют на подиуме актуальные авангардные дизайнеры? Для моего поколения то время – это детство, разумеется, ностальгически окрашенное, для вас – деятельное время. Каким вы его видите из 2017 года?
Конечно, мода тех лет возбуждает дизайнерские умы, особенно у молодежи. Например, моя младшая дочь, которая учится в Королевской академии искусств в Антверпене на дизайнера, очень свежо воспринимает моду тех лет и восхищается теми вещами, которые, я думала, для меня навсегда закрыты. Например, плечи. Мы так долго существовали с этими невероятными плечами, что, когда они закончились, я решила: все, никогда больше не будет возврата к этому. Но не тут-то было. Сейчас плечи опять возвращаются. Я держусь изо всех сил, не внедряю их. Но моя дочь уже вовсю моделирует вещи с громадными плечами, с одной лишь разницей, что сейчас нам доступны все лучшие материалы мира, в том числе подплечники и клеевые. То, с чем мы работали в начале 90-х, – это, конечно, ужасно.
В 90-е индустрия моды в России развивалась революционно. Появились многочисленные дизайнеры, Недели моды (при этом закрывались производства, предприятия и техникумы), однако из многочисленных ярких имен того времени во втором десятилетии XXI века остались на плаву – единицы. Как вы думаете, почему так произошло? Куда делись все эти люди?
Поменялся дизайнерский список очень сильно. Я думаю, что те, кому удалось сколотить команду, те и остались. Одиночки не выжили.
Кризис 1998-го повлиял на вашу компанию? Как быстро вы из него вышли? Какие уроки извлекли?
Кризис 1998 года повлиял на компанию, конечно. Просто те, кто одевался во французский кутюр, пришли к нам. И стали одеваться во все, что есть лучшего в мире, но на русской почве.
Ваш бренд пережил три кризиса – 1998, 2008 и 2014 года. За это время у вас должен был выработаться какой-то кризисный иммунитет. Чем отличались для вас эти катаклизмы?
Иероглиф «кризис» состоит из двух: один означает риск, а другой – возможность. Для нас кризис 1998 года стал реальной возможностью, мы вошли на настоящий рынок и стали работать более динамично. Именно в конце 90-х я получила свои первые награды, начала участвовать в Неделях моды. Это были знаковые для меня коллекции «Путешествующая аристократка», «Снежная баба». В общем, мы кризис не почувствовали. Кризис 2008 года тоже не сильно на нас повлиял, потому что на тот момент у нас был госзаказ – формы РЖД и «Аэрофлота». И это гарантированный бюджет, на фоне которого мы могли смело заниматься модой, не особенно задумываясь над тем, чтобы это все продавалось. А вот 2014 год стал очень серьезным испытанием. Образовался кассовый разрыв. К тому же вышел Федеральный закон №44 («О контрактной системе в сфере закупок…» – Прим. ред.), который регламентировал победу в конкурсах в тендерах на отшив (не на разработку). Единственным критерием была цена. Качество никого не интересовало. На рынок вышло множество компаний, которые демпинговали, мы больше не могли подписаться под тем качеством продукта, который был необходим для того, чтобы выиграть тендеры. И мы отказались от этой деятельности. Затем последовали санкции, и к нам лицом повернулись такие крупные торговые дома, как, например, Bosco di Chiliegi. Мы стали продаваться в ЦУМе, ГУМе, «Подиуме» – словом, везде. И для того чтобы удовлетворить спрос на нашу продукцию, необходим был приток оборотных средств. Мы долго искали кредиты, что достаточно тяжело далось, и в 2015 год вошли еле живые.
«ИЕРОГЛИФ «КРИЗИС» СОСТОИТ ИЗ ДВУХ: ОДИН ИЗ НИХ ОЗНАЧАЕТ РИСК, А ДРУГОЙ – ВОЗМОЖНОСТЬ.»
ПОКАЗЫ
Когда вы начали устраивать показы? Насколько изменялись подход к показам и отдача от них в 90-е, нулевые, 10-е?
Cначала мы участвовали в таких «концертах моды», как их называли, на Неделе высокой моды. Там я показывала свои первые коллекции. И это было потрясающе: работать на одном подиуме с такими марками, как Balenciaga, Ferre, Nina Ricci. Это задавало планку всему мероприятию. И те показы нельзя сравнивать с тем, что происходит сейчас. Существовал экспертный совет, нельзя было просто так попасть туда. Тебя должны были одобрить, коллекцию должны были утвердить десять редакторов глянцевых журналов. Они сидели в жюри, ведь это был еще и конкурс «Золотой манекен». В итоге у меня два «Золотых манекена»: за 2000 и 2001 годы. Сейчас Неделя моды – это другая история. Сейчас не важно, что показывать, важно, как показывать, важно, что ты стилистически представляешь из себя. Я никогда не думала, что смогу доверить свою коллекцию стилисту для показа. Но выяснилось, что иногда необходимо, чтобы другой человек посмотрел на твою работу со стороны и как бы «взбодрил» ее. Я была на многих мировых выставках и Неделях моды. То, что происходит сейчас, гораздо динамичнее и агрессивнее, чем раньше. Я как никто понимаю, что от показа на Неделе российской моды мало что зависит. На тот момент, когда мы выносим коллекцию на Неделю моды, мы уже проходим байерскую сессию, выставки, закупки. Так что это праздник, который мы можем позволить себе, нашим клиентам. И поэтому мы не отказываемся от показа на подиуме.
Множество сезонов вы устраиваете показ в Гостином дворе. Это дань традиции? Это удобно? Выгодно?
Показ в Гостином дворе для меня очень удобен и выгоден. Я уверена в той команде, которая сопровождает Неделю моды. У меня есть любимый режиссер (Любовь Гречишникова, бессменный главный режиссер Недели моды в Москве. – Прим. ред.), с которой я могу обсудить свои задачи, которая всегда поможет мне достичь максимального результата.
Дом Виктории Андреяновой сегодня
УЧАСТИЕ В ВЫСТАВКАХ
У вас есть опыт участия в разных выставках и шоу-румах в Париже и Милане. Когда вы вышли на международные выставки, и чем было продиктовано это решение? Какая это была выставка? Насколько результативным было первое участие, какие выводы вы тогда для себя сделали?
Мы начали участвовать в международных выставках сезонов семь назад. Это было для нас осознанной необходимостью. Сначала мы пришли на Tranoi в Париж, и с первого же сезона получили байеров из Японии, Германии и, что называется, поверили в себя. В какой-то момент мы поняли, что не двигаемся вперед, нет ускорения. И тогда приняли решение выставлять коллекцию в шоу-руме. Сегодня мы в шоу-руме Point в Милане, который выставляет около 20 брендов и работает со всем миром.
Почему вы решили покинуть выставку Tranoi и принять участие в шоу-руме?
Tranoi, как нам показалось, не был заинтересован в привлечении байеров, так как он не имеет процента от продаж. Шоу-рум получает 15% от продаж, и это стимулирует их приглашать байеров и работать с ними.
Какие принципиальные отличия вы можете выделить в участии в выставке в Париже и в Милане? Стоит ли участвовать в обеих?
Милан или Париж – вопрос спорный. Я пока не готова ответить. Наш шоу-рум из Милана переезжает в Париж на время Недели моды. Так, японцы не ездят в Милан и делают заказы в Париже.
Когда и зачем, на ваш взгляд, дизайнерской марке стоит и можно выходить на уровень международных выставок?
Надо понимать, что международный опыт дорого стоит. Поэтому выходить на международный рынок имеет смысл, когда вы отточили продукт и уверены в его конкурентоспособности.
Вы регулярно участвуете в московской выставке СРМ с маркой Parole by VA. Кто делает заказы на этой выставке? Насколько результативно участие? Может быть, у вас сформировался какой-то портрет байера выставки СРМ?
CPM – единственная выставка в России. Это в основном региональные байеры, которые приезжают в Москву. Участие результативное, и за последние пару сезонов многие ушли от предоплат и хотят покупать готовую продукцию со склада. Это примета времени.
«CPM- ЕДИНСТВЕННАЯ ВЫСТАВКА В РОССИИ»
МАТЕРИАЛЫ
С какими тканями предпочитаете работать? Итальянскими? Японскими? Китайскими? Используете ли отечественные?
Ткани у нас только импортные. С российскими мы давно не имеем дела: они, как правило, дороже и не соответствуют требованиям качества. Поэтому мы работаем с Италией, Испанией, Францией, Китаем.
Как выбираются и закупаются ткани для коллекций? Есть ли какие-то сложности с доставкой?
С доставкой тканей проблем нет. Отбирать их мы ездим на Premi?re Vision. И, как все дизайнеры в мире, заказываем «хангеры», затем купоны и, наконец, тираж.
ДИЗАЙНЕР-ЗНАМЕНИТОСТЬ
Для многих дизайнеров их деятельность – лишь повод, для того чтобы оказаться поближе к светской тусовке. Вы всегда слегка в стороне от такой жизни (и это прекрасно), но тем не менее в медиаполе присутствуете всегда. Должен ли дизайнер быть знаменитостью? Насколько важно продвигать свое имя?
Мой детский комплекс – я слишком «нормальная» для дизайнера. Сегодня для меня очевидно, что быть дизайнером – это не тусовка, а тяжелая ежедневная работа, особенно если это твой бизнес. Даже тусуясь, я работаю, и для меня это достаточно тяжелая миссия. Имя продвигать мне тяжело, но есть один выход: много качественно работать, и тогда имя начинает «работать» само.
«МОЙ ДЕТСКИЙ КОМПЛЕКС – Я СЛИШКОМ «НОРМАЛЬНАЯ» ДЛЯ ДИЗАЙНЕРА»
Насколько светская тусовка и светская жизнь важны для дизайнера? Как они влияют на модные процессы в России, по вашему мнению?
В светской тусовке быстро меняются приоритеты. Очень важно оставаться самим собой. Модные процессы в России действительно подвержены влиянию неких светских персонажей, но все это быстро меняется.
Полная версия материала опубликована в №4 печатного издания Fashionograph (2017 год)
